БЕЗУМНАЯ НОЧЬ ПАНТЮХИНА На практике в Коломне Пантюхин жил в общаге на Шавырина.
Когда-то в этом здании был детский сад. Потом он обветшал и в него поселили химиков. Потом кому-то показалось, что для химиков это слишком жестоко, и туда поселили молодых специалистов. А с виду так ничего общага, только вот вся облезлая, и кухня и все удобства коммунальные в сарайчике во дворе. И от того обстоятельства жизни происходило у молодых специалистов уныние и они регулярно зашибали. А рядом с общагой был гастроном – сельмаг такой, стекляшка, но с пунктом приема посуды во дворе, и еще остановка автобуса. И покупатели иногда ошибались, и вместо пункта приема посуды попадали в общагу, если, конечно, двери не путали. Потому как у входной двери одна половина в зал вела, а вторая – в подвал в котельню. Котельня там была в подвале, на угле, и если кому уж очень не везло, тот прямо в угольную яму с бутылками и падал. А если не везло поменьше – то в зал, где ящик черно-белый и стол биллиардный.
И вот как-то раз забрели в комнату, где жил Пантюхин, два курсанта. Хотели они тоже сдать посуду, но не всю, пара сумок у них еще оставалась. Потом выяснилось, что был еще третий, но он остался ждать на Голутвине, после того, как в очередной раз решили повторить. А курсанты не знали, что он остался, и Пантюхина за него приняли, и по этому поводу еще немного посидели. Потом все трое пошли на трамвай, и в трамвае Пантюхина потеряли. Проехал Пантюхин кольцо и захотелось ему на подвиги. Сошел он опять на Шавырина, вернулся в общагу и зашел в комнату к мужику, про которого знал только, что его зовут Коля.
- Пошли, - говорит, - на Матросова, там я тебя с подругой моей девушки познакомлю.
А Коле надоело в окно на серый забор смотреть, и ему тоже захотелось на подвиги. И поехали они в общагу на Матросова.
А надо сказать, что Пантюхин где-то с третьего курса очень любил рассказывать о своих девушках. Он любовно называл их «ситуациями». Он даже начинал их классифицировать. Например, если девушка не только нравилась Пантюхину, но и он ей, то такая девушка нравилась Пантюхину еще больше. Это означало, что он нравился себе в девушке.
Девушки обычно быстро знакомились с Пантюхиным – их привлекала его простота, но вскоре он замахивал их своей простотой, и они его бросали, после чего быстро появлялась новая ситуация. Обычно дело ограничивалось прогулками по разным местам города, за что Пантюхина часто упрекали в поверхностном знании ситуации. Как-то принялись эти ситуации считать; дошли до двадцати трех и сбились со счета. Однажды ехал он куда-то с сокурсниками в пригородном поезде часов шесть и всю дорогу рассказывал им о своих ситуациях. Одного мужика с их потока, которому в тот день как раз не повезло в любви, это замахало, и он обозвал Пантюхина донжуаном и предсказал ему, что первый его брак будет неудачным (так оно впоследствии и случилось). Так что за Пантюхиным прочно утвердилась в этом вопросе репутация специалиста, пусть даже и поверхностного. Поэтому Коля пошел с Пантюхиным без всяких вопросов.
Пришли он на Матросова, и Пантюхин уверенно повел Колю по коридору в какую-то комнату. Там действительно были две женщины – одна гладила полотенце на синем вытертом одеяле, аккуратно уложенном на письменный стол, другая сидела на кровати и читала «Князя Серебряного». Сама комната была аккуратно прибрана, с полотняными салфетками на железных десятирублевых полках, шкафом с чемоданами сверху и катушечной тачкой у кровати. Пантюхин сел на стул с засаленной спинкой и протертым сиденьем и начал непринужденную светскую беседу.
Через пятнадцать минут проницательный Коля обратил внимание на то, что дамы с самого начала не подали ни одной реплики и вообще смотрят как-то подозрительно. Коля набрался смелости и спросил, указывая на Пантюхина:
- А вы вообще его знаете?
- Впервые видим!
- Извините, пожалуйста!
С этими словами Коля поднял Пантюхина и понес к двери. Пантюхин упирался и мычал. В коридоре он отбился от рук и завопил:
- Ты что?!
- Так ты ж говорил, что к знакомым пойдем!
- А мы бы познакомились!
- Так у тебя здесь что, знакомых нет?
- Сейчас найдем! – с беспредельной уверенностью в голосе заявил Пантюхин и начал долбить в первую попавшуюся дверь, на которой не было номера, а было написано «Ж».
Разочарованный Коля взял Пантюхина за шиворот и потащил по коридору. Пантюхин присмирел и тихо тащился. Но на лестнице он воспрял духом и мертвой хваткой вцепился в перила. В конце концов они все-таки спустились по лестнице, причем Пантюхин оказывался попеременно то сверху, то снизу Коли. По инерции они докатились до ручки входной двери снаружи.
- Слушай, - сказал Пантюхин, поднимаясь с земли и продолжая держаться за перила, - ну их, этих баб! Пошли лучше к мужикам!
- Чего-о?
- У меня мужики знакомые из БИТМа в общаге завода тяжелых станков, что у учебного комбината. На халяву кирнем!
В зэтээсовской общаге действительно оказались знакомые Пантюхина. В комнате, похожей на красный уголок, стояло несколько железных кроватей и старый телик. Через всю комнату на веревках висело белье. Из стульев в комнате была только табуретка. Она гордо стояла посреди комнаты и на ней покоился таз с бельем. Четыре мужика и одна чувиха, сидя на кроватях, смотрели «Адъютанта его превосходительства». Пантюхину обрадовались и тоже предложили посмотреть. Пантюхина кино мало интересовало, и он начал молоть чушь, причем у него время от времени и совершенно не к месту непроизвольно вылетали нехорошие выражения, вызывая у мужиков взрывы хохота. В конце концов чувиха встала и со словами «Не вижу ничего смешного» направилась к двери. Пантюхин кинулся за ней следом, но его тормознули и привязали к табуретке, предусмотрительно сняв с нее таз с бельем (как оказалось, она была прикручена к полу, чтобы соседи не свистнули). Пантюхин сквернословил и кричал: «Развяжите, я офицером буду после лагерей», на что получил ответ: «А мы тебе ща погоны повесим».
Коля смотрел «Адъютанта» и ни во что не вмешивался, пока ему не предложили убрать Пантюхина из общаги. Пантюхин выразил свое согласие с решением возгласами «Я сам, я сам!», -причем по дороге к двери он ухитрился поскользнуться на мыльной луже и сесть в вышеупомянутый таз.
На улице Коля предложил вернуться на Шавырина. Пантюхин согласился, и тут же бросился в другую сторону, волоча за собой Колю. Двигались они зигзагом, потому что Пантюхин все время порывался с кем-нибудь познакомиться. Напротив сквера имени Зайцева Пантюхин окончательно отбился от рук (причем в прямом смысле), пересек Окское шоссе и исчез в направлении танцплощадки.
Дальнейшее Пантюхин помнил плохо и эпизодами. Как перелез через ограду танцплощадки – не помнил. Помнил, что познакомился там с шестью или семью чувихами, но с какими – не помнил, потому что они покидали его прежде, чем он успевал заговорить. Дальше Пантюхин помнил, что стоял на остановке трамвайного депо и спрашивал у всех, когда прибывает электричка на Москву. Потом Пантюхин увидел какого-то моряка, которого держали под руки две девахи, подошел к нему и сказал:
- Моряк, а моряк! У тебя две женщины, а у меня ни одной. Дай одну!
- Возьми их обеих – они мне надоели! – воскликнул моряк и сел на «тройку» в сторону Голутвина. Пантюхин было обрадовался, но и эти женщины от него сбежали, причем как-то незаметно, так что он внезапно обнаружил, что ведет беседу сам с собой. Обидевшись, Пантюхин решил сесть на «тройку» и вернуться на Шавырина, но сел на «единицу» и поехал в центр. В трамвае он познакомился с тремя студентками медучилища и начал рассказывать им историю, как в стройотряде с друзьями случайно обожрался зеленых яблок, и как потом им всем по подозрению в дизентерии делали делали эндоскопию прямой кишки, или, по выражению Пантюхина, «телевизор засунули», на что две студентки воскликнули «О!», а третья спросила:
- Цветной?!
Портативные цветные телевизоры в то время были большой редкостью.
Но не успел Пантюхин поведать студенткам и половины своих ощущений, как раздался голос вожатой:
- Третий Интернационал! Следующая Тюрьма, конечная!
Остановка Тюрьма была последней на маршруте Площадь Двух Революций - Пионерская – Комсомольская – Третий Интернационал. Впоследствии Тюрьма была переименовала в Краеведческий Музей, но старые вагоновожатые иногда путались. Пантюхин услышал это название впервые и так удивился, что не заметил, как студентки, хихикая, вышли, двери захлопнулись и вагон тронулся. Пантюхин бросился к дверям с криком:
- Выпустите меня! Я не хочу в тюрьму!
- Заранее надо готовиться к выходу! – рявкнула вожатая и остановила трамвай. – Э! Дверь с другой стороны!
Вывалившись из трамвая, Пантюхин решил идти пешком в обратную сторону на Голутвин. «В обратную сторону – это значит, в противоположную той, куда уехал трамвай» - рассудил Пантюхин и пошел вдоль путей. Но поскольку он спутал трамвай, с которого он сошел, со встречным, то вскоре попал на кольцо на конечной.
После третьего круга по кольцу Пантюхин стал беспокоиться, что сзади его может нагнать трамвай. Он сошел с рельс и начал двигаться вдоль них снаружи кольца, но не учел, что хвостовую часть вагона в кривой заносит. Когда Пантюхин нагнулся, чтобы завязать шнурок, трамвай зловредно вынырнул из-за трущобного вида домов, и столкнулся своей хвостовой частью с хвостовой частью Пантюхина, чем вывел последнего из состояния статического равновесия. Чтобы не упасть, Пантюхин побежал вперед по касательной, проломил головой хлипкий забор и очутился в заброшенном саду на месте недавно снесенного дома. Где-то впереди гудели машины на Окском шоссе. Привыкнув к темноте, Пантюхин увидел какого-то мужика, который стоял, налегая грудью на старую яблоню.
- Ты кот? – спросил мужик.
Пантюхин не понял.
- Ну ты… это … не надо… я тебя спрашиваю… ты кот…кото… кто ты?
- Студент я, - невозмутимо ответил Пантюхин, глядя на аборигена.
- Слышь, это… а где меня нашли?...
- В капусте! – догадался Пантюхин и бодро зашагал к выходу в направлении Окского шоссе. Мужик удивленно спросил «Да?» и попытался пойти следом, но не смог оторваться от яблони.
На Окском шоссе Пантюхин попытался двигаться в сторону Голутвина, но ноги сами собой завернули его вправо и он очутился опять на остановке Краеведческий Музей. Там он увидел двух чувих и начал рассказывать им про уравнение упругой линии балки, о котором в трезвом виде абсолютно ничего не помнил. Здесь ему пришли в голову такие яркие и образные сравнения, что чувихи непроизвольно раскрыли рты. Увлекшись, Пантюхин проследовал за ними в трамвай, потом вышел, пересел с ними на другой трамвай и в конце концов поймал себя на том, что что-то увлеченно рассказывает собственному отражению в заднем стекле, вокруг на площадке никого нет, трамвай стоит на остановке, двери открыты и вдали виден вокзал Голутвин. Пантюхина инститнктивно понесло на выход. Когда голова его уже начала выходить из трамвая, створки дверей начали закрываться и хлопнули Пантюхина по ушам. Пантюхин заорал.
- Спать на ходу не надо! - рявкнуло из динамиков над дверью.
- А ты сама не того... не спи... - обернулся Пантюхин и продолжил выход, клгда створки снова поехали навтречу друг другу и снова хлопнули Пантюхина по ушам. Так продолжалось раза четыре.
В конце концов Пантюхин оказался снаружи, на остановке. Наверху горели яркие звезды и становилось холодно.
В два часа ночи Пантюхин вернулся в свою комнату на Шавырина, зажег свет, сел на своей кровати и, не обращая внимание на ругань, стал рассказывать, что познакомился в эту ночь с восемнадцатью девушками.
Ему почти поверили.
Студенческий юмор семидесятых.